Лилия Банаканова: "Изучайте этнографический материал"

Человек в определенном возрасте всегда приходит к какому-то моменту, когда у него за спиной  имеется багаж знаний и опыта.

Я родилась в семье оленеводов. Мама из семьи Солодиковых, зовут ее Октябрина Николаевна, эвенка, из Долганского рода. Отец мой Егор Евгеньевич Инданов, оленевод. По маминой линии дедушка был охотником, а по отцовской линии – оленеводом. Впоследствии деда-оленевода раскулачили, так как у него были личные олени, и у меня есть архивные данные о количестве его оленьего стада.

Росла я все время в табуне. Мама родит ребенка в селе, месяц ему исполнится, и опять возвращалась в оленеводческое звено. Не было в то время декретных отпусков. В нашей семье семь детей: четыре мальчика и три девочки. Я родилась четвертым ребенком, три старших брата и я — долгожданная девочка. Росла избалованным ребенком. В семье братья меня недолюбливали за то, что взрослые все время баловали.

Себя я помню с двух лет. В детский сад нас отдавали для того, чтобы мы изучали русский язык. Детский сад остался в моей памяти не очень хорошим воспоминанием, потому что первый раз, когда пошла туда, я была еще совсем маленькой. Это было в летнее время, когда приезжали за старшими братьями, чтобы забрать их в табун на время каникул.

Окончила школу и не могла определиться, на кого пойти учиться. Кем я только не хотела быть… После окончания школы решила пока никуда не поступать и целый год мыла полы в Анавгайской сельской библиотеке. Этот год мне дал понять, что в селе нам, молодежи, скучно живется. В то время уже существовал ансамбль «Нургэнэк». Их коллектив собирался за дня два-три до мероприятия, репетировал номера, отмечался праздник, и до следующего советского праздника ждали его выступления. Это всем нам знакомо, особенно старшему поколению, потому что в то время это было нормальным явлением. В клубе вечерами организовывали танцы, а позже появились дискотеки. Мы не умели выговаривать это слово и произносили «дыскотэки».

Я поняла, что надо идти учиться на работника культуры. Как раз в Петропавловском музыкальном училище открыли отделение культпросветработы. Это уже был второй набор по специальности «режиссер клубных мероприятий». После 10 класса срок обучения составлял 2 года 4 месяца.

У нас были очень хорошие преподаватели, которые имели хорошее высшее образование. На дворе стоял 1979 год, им было уже по пятьдесят лет. Их направляли из Ленинграда, Москвы и других крупных городов Советского Союза к нам, в отдаленные северные районы Камчатки. У них была большая практика на Севере, а после этого они стали преподавать в нашем музыкальном училище. Они знали все тонкости и особенности своей работы, были профессионалами и умели передавать нам свои знания.

 Уже после окончания училища я поступила заочно в Хабаровский институт культуры, но после первой же сессии бросила учебу, потому что там преподавателями по режиссуре массовых мероприятий были две девушки, которые только недавно сами окончили институт и стали преподавать нам, у которых уже есть практика и определенный опыт в сфере культуры. Я вернулась в родное село, мне было уже двадцать с половиной лет. Две недели проработала художественным руководителем, а в это время увольняется руководитель клуба и меня назначают директором. Мне стало страшно, но, слава богу, это было советское время. Каждую неделю планерки: сидят директор совхоза, заведующая детским садом, директор школы, заведующая библиотекой, председатель сельсовета – все уважаемые люди. Благодаря этой команде мне стало легче работать. Проработала года три, потом мне надоело тянуть всё это на себе, ведь у меня в штате был художественный руководитель (баянист) на полставки и техничка. Ты должен проводить агитбригаду по оленеводческим звеньям, а для этого надо было репетировать, ансамбль «Нургэнэк» поддерживать в форме, чтобы он тоже работал, дискотеки надо проводить, аппаратуру таскать, подключать всё самой, с крыши снег чистить тоже надо. Всё это приходилось организовывать с ребятами-оленеводами, которые были в отпуске в селе.     

Начала работать с ансамблем «Нургэнэк» и уже стало как-то легче и стабильнее. Мы возобновили старые номера, стали смотреть на ансамбль «Уйкоаль». Валентина Жданова как раз в то время окончила училище, вернулась в Анавгай, и мы стали чуть ли не всю их программу танцевать. В то время руководителем «Уйкоаля» был талантливый хореограф Сергей Васильевич Кевевтегин. Говоря по секрету, мы еще чуть-чуть «подглядывали» и у ансамбля «Мэнго».

В 1985 году проходили первые «Золотые родники». Там я впервые увидела ительменский ансамбль «Эльвель» под руководством Бориса Жиркова. Мы все, кто был на том фестивале, в прямом смысле слова влюбились в этот коллектив. Он был самобытный и очень интересный. У них были бубны и тут же баян. Я во что бы то ни решила познакомиться с Борисом Александровичем. Это был кладезь знаний. Он был простым и душевным человеком. Я очень гордилась, что мы были знакомы с ним. Ему можно было позвонить в любое время, приехать, поговорить, посоветоваться. Они на тот момент гремели, часто гастролировали, даже за пределы страны.

 Я к Борису подошла и спрашиваю: «Что мне делать?» Он говорит: «Изучай этнографический материал. Там всё найдешь!» Позже добавил: «Сделай так, чтобы твой коллектив не был похож на другие». Потихоньку стала изучать этнографический материал. У меня был такой принцип: какая-нибудь идея придет, собираю коллектив и говорю: «Ребята, давайте сделаем такой-то танец. Надо всем вместе продумать все детали». Этот танец они уже сами продумывали. И этот танец становится общим любимым. В профессиональных коллективах по-другому устроено. Там есть руководитель, балетмейстер: шаг влево, шаг вправо – нельзя. Многие уходили из профессиональных коллективов — там не удавалось себя реализовать.   

Эвенский народный ансамбль «Нургэнэк», с эвенского означает «Праздник танца», создан в 1972 году. Приехал к нам в командировку Георгий Германович Поротов. Он тогда работал в Камчатском центре народного творчества. С ним была Татьяна Федоровна Петрова-Бытова, преподаватель из педагогического института им. Герцена. Она – большой знаток фольклора. Вместе с ительменкой Татьяной Петровной Лукашкиной организовала при институте ансамбль «Северное сияние». Они ездили по северным селам, и, если хорошо изучить историю наших известных национальных коллективов, то можно узнать, что у их истоков стоял Георгий Германович. Он объединял самодеятельных артистов, оказывал методическую помощь, записывал и собирал фольклор и материалы о культуре коренных народов Камчатки, тем самым помогал организовать самобытный ансамбль.

Я стала директором благодаря Борису Жиркову и Виктории Петрашевой, которая тоже мне говорила: «Изучай этнографический материал». Тогда интернета не было, а надо было все собирать по крупицам. В этом деле помогала наша краевая библиотека им. Крашенинникова. Можно было позвонить, спросить, приехать и сделать нужные ксерокопии.

Мы нормализовали работу ансамбля «Нургэнэк», а доказательством всей этой кропотливой работы стало получение на фестивале «Золотые родники» дипломов разных степеней. И, когда мы два раза получили диплом 1-й степени, то это был показатель, что мы вышли на хороший уровень. Тогда мы стали выезжать за пределы Камчатки и за пределы страны.

В 2000-м году ансамбль «Нургэнэк» выехал в японский город Осака на крупный фестиваль, в котором принимали участие 70 стран мира. Там был поток: один коллектив уезжает, другой приезжает. Нас там было 16 человек. Давали три концерта в день по 30 минут. Стояла жара, духота, а мы в своих костюмах… Было тяжело, но мы неделю каждый день работали. Японские друзья пригласили нас в музей города Осака. Никогда раньше таких музеев не видела. Там было всё, но Россия была представлена почему-то только Чукоткой.

Позже, в сентябре 2000 года мы уезжаем на Аляску. Были там около месяца. В Анкоридже нас повезли в музей — этнографический комплекс коренных народов Аляски. Именно там возникла идея о создании стойбища «Мэнэдек». «Мэнэ» с эвенского означает «оседлый», то есть это стойбище стоит на одном месте.  До революции такое стойбище  располагалось на реке Анавгай выше нынешнего, а потом, в 1934 году, его перенесли на данное место.

Почему создали этот комплекс? Первая и основная задача – это сохранить нашу традиционную культуру. Потому что в советское время совхоз «Анавгайский» насчитывал 22 тысячи оленей, 8 оленеводческих звеньев, в каждом звене работало по 6-8 человек, и 9-е нагульное звено, которое в ноябре месяце уходило на забой, то на сегодняшний день мы имеем всего одно звено общества с ограниченной ответственностью. Всё это говорит о том, что скоро мы начнем забывать свою историю, традиции, язык, а наши дети и внуки не будут этого знать.

В 2004 году мы создали стойбище «Мэнэдек». Строили все — от мала до велика. Несли сюда всё, кто что мог, начиная от чайников до стройматериала. Жили на стойбище и параллельно строили его, попутно продолжая изучать этнографический материал. 

Нас всегда называли ламутами. Для нас это звучит оскорбительно. «Лам» — это озеро, море.  Ламуты – это те, кто постоянно проживает на берегу моря или озера. А мы — эвены, и наше самоназвание «ороч», «орочел», то есть оленный человек. На севере пенжинские эвены называют себя «эвэсыл» — сверху спустившиеся.

Дальше изучаем — откуда мы пришли. На Камчатке мы уже более полутора веков. 2 марта 1852 года официально заявили губернатору Василию Завойко, что пришли на Камчатку эвены — 37 женщин и 35 мужчин, что уже 9-10 лет находимся на полуострове. Были сначала в разведке, а потом решили остаться.

В 7 — 10 веках было великое государство Бохаи — это территория Китая до реки Амур. Монголы напали и подчинили себе эту территорию. Затем, во второй половине 13 века, начали свой путь с северного Китая. Мы познакомились с китайскими орочонами, которые живут во внутренней Монголии и тоже занимаются оленеводством. Правда, олени у них другие, не похожи на наших. Когда встречалась с ними, то пыталась у них узнать о прошлом, но они сильно ассимилировали, говорят по-китайски и песни поют китайские. Я у них спрашиваю: «Почему вы поете как китайцы?» Они призадумались...

Когда показала им фотоальбом Александра Слугина, посвященный Быстринскому району, в котором есть и старые фотографии, они его с интересом листали и говорили, что этот на кого-то похож и этот тоже похож. В общем, мы нашли корни, и поняли, что мы оттуда и что всё взаимосвязано.

Они заказали мне сшить эвенский шаманский костюм. Прислали мне фотографии, а костюм — это сплошная вышивка. Я его, наверное, целый год вышивала: бахрома, колокольчики и т.д.

В нашем эвенском костюме тоже идут спереди параллельные две полоски с семью одинаковыми вставками, а у них всего их четыре. Это была интересная работа. И мы стали думать над этим с Мариной Евгеньевной Беляевой и пришли к выводу, что все-таки у нас была вышивка. Вышивка также из травы, ниток, того же подшейного оленьего волоса, а бисер — это уже позднее влияние.

Когда увлеклась вышивкой, то вначале побаивалась, но позже, когда увлеклась этим занятием, самой стало интересно и легко всё пошло. Возможно, что это генетическая память сработала. 

Всегда эвены используют три основных цвета: синий – это небо, белый – это снег, черный – земля. Когда общались с китайскими орочонами, они видели наши вещи, предметы обихода в этнокомплексе «Мэнэдек», и говорили, что все это схоже с их предметами.

На Камчатку эвены пришли уже крещенные, принявшие православие. У нас у всех русские имена. Когда мы делали свои родословные, то наши имена и фамилии повторяются в каждом поколении, например, Мария Инданова, Сергей Инданов, Марина Солодикова и др.

На Камчатке живут три основных рода: Долганский, Уягинский и Делянский. Зоя Зыбина из Магадана мне прислала письмо, в котором сообщает: «Вы говорите Уягинский, а мы говорим Уяганский». Мама говорила, что с эвенского это переводится как «вернувшиеся назад». Значит, этот род куда-то уходил, а затем вернулся. Делянский происходит от слова «дел» — камень.

Позже у кого-то услышала, что коряки боялись ламутов. У Марии Христофоровны Сидоренко и Анны Федоровны Малюкович спрашиваю, почему боялись ламутов. Они ответили: «С детства помним, если не слушались, то старшие пугали — вот ламуты придут и украдут тебя». Еще есть такая информация, что ламуты воровали девушек. Это  передавалось из поколения в поколение.

Ительменов эвены называют «эек», то есть «сверху спускающиеся по воде». Значит, когда они впервые увидели ительменов, те плыли на батах по реке. Коряков называют «чайчибал». Многие видели постановку «Гулыдек» — праздник охоты на медведя. Я ехала в автобусе и читала книгу, в которой нашла такие строки: «…когда мужчины добывали медведя, они исполняли ритуальный танец с веточками тальника с тремя ответвлениями, что означает три символа счастья». Я спрашивала у стариков, как и каким образом это происходило. Так и родилась эта постановка, все вместе ее постепенно создавали. Мы показали ее на «Золотых родниках». Это было очень зрелищно.

Однажды приехал к нам эвеновед, профессор Анатолий Афанасьевич Алексеев из Якутии. Сидели у меня дома, пили чай и беседовали. Он и говорит «Лиля! По стародавним преданиям тунгусские женщины по ночам собирались, брали доски и летали по всей вселенной, а утром возвращались и становились обыкновенными женщинами». Я замолчала, а его дочь, немного младше меня, сказала: «Она уже улетела, уже пошел процесс». Так появился наш танец «Тинивын». А недавно в Инстаграме мне сделали поправку — не «тынывын», а «тинивын». Никто из моих соплеменников до этого не делали такого замечания.

Хочется обратиться ко всем представителям коренных народов Камчатки! На сегодняшний день перед нами стоит острая проблема: мы мало знакомимся и почти не изучаем этнографические материалы, не общаемся со старейшинами, со знатоками родного языка и носителями культуры, поэтому наши национальные коллективы становятся однотипными с неистовыми плясками и грохотом бубнов. В 80-х годах были узнаваемы коллективы своим стилем, танцевальным почерком, благодаря мудрым руководителям, как Борис Александрович Жирков, Лидия Иннокентьевна Чечулина, Татьяна Петровна Лукашкина, Валерий Николаевич Етнеут, Сергей Васильевич Кевевтегин и др. Давайте не будем забывать древнюю культуру наших коренных народов, ее уникальность и неповторимость!

Подготовила Мария Киле

Фото из архива редакции и Льва Гурского